Юрий Фалейчик: Природу надо защищать, не отвергая прогресс

Юрий Фалейчик: Природу надо защищать, не отвергая прогресс

 Олег Гулевский, газета Областная, Выпуск # 27 (1048)

В первых постройках областного законодательного органа не существовало комитета, занимающегося экологическими проблемами. Бюджетный был, социальный был, экономический тоже был, а охрана природы выпала. Оно и понятно: страна переживала такой шок, что, как говорится, не до жиру, быть бы живу. Это уже в более поздних созывах, когда вспомнили об этой самой охране, и возник комитет по законодательству о природопользовании и экологии. Позднее к нему добавили еще один вагон – сельское хозяйство.

– Время заставило создать наш комитет, – рассказывает его нынешний председатель Юрий Фалейчик. – Так же, как время заставило всю Европу после второй мировой войны вплотную заняться защитой природы. Там так увлеклись промышленным бумом, что когда оглянулись – не узнали окружающий пейзаж: деревья не растут, птицы не поют, реки мертвые… Прошло полвека, и Европы не узнать: все утопает в зелени, на месте карьеров озера с лебедями, в реках рыба плещется…

– Ну, в Рейне она, наверное, уже не плещется, его прочно убили.

– Уверяю вас, плещется. Несмотря на то, что по нему грузовые суда ходят с частотой наших трамваев, ни одного масляного пятна на воде. Поэтому я не сторонник категорических запретов, и мне не очень, например, понятна позиция депутатов Тайшетской городской думы, выступивших против предложения компании «Русал» построить на площадке Тайшетского алюминиевого завода еще два завода.

– Тоже по производству алюминия?

– Нет, сопутствующих материалов типа обожженных анодов. Между прочим, их применение делает выплавку алюминия более экологичной. Это доказал опыт ИркАЗа, уменьшивший за счет них свои выбросы.

– Но, видимо, само производство анодов грязное?

– Идеальных производств вообще не существует. Но любую производственную опасность можно уравновешивать технологическими решениями, которые бы, с одной стороны, защищали персонал, а с другой – доводили бы стоки и выбросы до безопасного состояния. Я сам видел нефтеперерабатывающий завод в Германии, построенный на берегу Северного моря. Причем на территории заповедника. И никакого ущерба окружающей природе он почему-то не наносил. Никаких бензиновых пятен в море не пускал. Я увидел там же ТЭЦ, у которой не было трубы.

– И не было дыма?

– Дым был. Но степень очистки столь высока, что его остатки продавались стоящему рядом заводику, который делал из них экологически чистые строительные материалы. Как видите, технологии сейчас настолько развиты, что могут блокировать любую экологическую опасность. Поэтому вставать в позу непримиримых борцов за чистоту природы – это неконструктивная позиция.

– А какая, по-вашему, конструктивная?

– Сказать: стройте ваш завод, но с одним условием: чтобы наша территория, на которой мы живем, осталась, как прежде, чистой.

– Но построить такой завод, может быть, в три раза дороже, чем грязный?

– Может быть. Но эти требования надо выставить бизнесу, а не отмахиваться от его предложений. Моя позиция – и мы ее выверяли с членами нашего комитета: прежде чем принимать кардинальные решения, нужно качественно выстроить диалог между обществом и бизнесом. В конце концов, сама жизнь подталкивает даже вертикально интегрированные предприятия, с которыми у нас долгое время не складывались особо дружественные отношения…

– …и которые наносят наиболее существенный экологический вред.

– В общем-то, да. Так вот, повторяю, сама жизнь подталкивает их к модернизации производства. Иначе им просто не выдержать мировой конкуренции. И вольно или невольно они применяют новые более современные и более экологически чистые технологии. Сдвиги уже есть, и сдвиги серьезные. Возьмите тот же Ангарский нефтехимический комбинат. Он разительно отличается от комбината прошлого века. Идет колоссальная модернизация в сторону углубления переработки нефти. Количество вредных выбросов сократилось в разы. Наконец-то исчезли факелы, которые раньше оповещали о подъезде к городу за десятки километров.

– А куда они исчезли?

– Сжигаемый газ научились использовать в технологии. К тому же закрыли самые грязные производства. Серьезную модернизацию претерпевает как алюминиевая, так и целлюлозная отрасли, после которой, несомненно, улучшится экологическая составляющая. Правда, не обходится и без казусов. Как вам, наверное, известно, в феврале, в день святого Валентина, братчанам подарили аромат, который не помнят даже старожилы. Нетипичный. Да еще при неблагоприятных метеоусловиях. В общем, газовая камера.

– А кто виновник: алюминщики или целлюлозники?

– Никто не признается. Как раз сейчас с этим разбираются все надзорные организации, и свои выводы доложат на ближайшем заседании нашего комитета.

– Какие возможности у комитета по корректировке экологического законодательства?

– Весьма ограниченные. Это федеральные нормы, которые мы не вправе пересматривать. Да, наверное, и правильно. Каждая территория не может устанавливать свои правила игры. Поскольку ниша маленькая, наших законов по этой тематике немного. Правда, два года назад мы все же нашли возможность влезть на запретную территорию. Я имею в виду принятие пакета законов, касающихся незаконной рубки леса. Поскольку в рамках лесного законодательства мы такими полномочиями не располагали, то провели законы по экологическому – с формулировкой «в целях пресечения ущерба, наносимого природной среде». Ведь у нас до абсурда доходит: лес уже вырубается в границах поселений. Валят столетние сосны, под которыми выросло не одно поколение. И я рад, что нынешний губернатор полностью на нашей стороне и заставляет мэров включиться в борьбу с черными лесорубами.

– Незаконные рубки пресекаем, а о лесонасаждении заботимся? Раньше этим занимались лесхозы, а сейчас кто?

– Арендаторы. Законные арендаторы. Это их обязанность – вспахать участки и засадить. И там, где мне довелось побывать, – в Куйтунском, Усть-Удинском районах – это правило соблюдается. Только браконьерам на него наплевать. Срубил по-быстрому, и деру. Какие там лесные посадки. Так что наши законы заботятся и о лесонасаждениях.

– Ваш комитет, приступив к работе почти пять лет назад, ставил перед собой какие-то конкретные задачи?

– И не одну. Тогда существовало три болевых точки, по которым не было решений. Первое – это руины бывшего Ангарского металлургического завода в Свирске, буквально пропитанные мышьяком. В том, что эту отраву необходимо срочно вывозить за пределы города, никто не сомневался. Вместе с областным правительством мы добились включения этой проблемы в федеральную программу. Был подготовлен проект, который сейчас во многом реализован. Основной очаг загрязнения уже ликвидирован. Еще год-два, и на месте свирской зоны загрязнения появится то, что на языке экологов называется «зеленая лужайка».

– А когда начнется ликвидация ртутного загрязнения на Усольском «Химпроме»? Это, как я полагаю, еще одна, вторая болевая точка, доставшаяся вам в наследство.

– Совершенно верно. И мы уже вплотную подобрались к меркуризации этой ртутной залежи. По крайней мере, в федеральной целевой программе средства предусмотрены, проект готов, и, я уверен, в ближайшие два-три года мы получим еще одну «лужайку».

– А что делать с ртутью, сбежавшей в Ангару? Будут приниматься какие-то меры по очистке реки?

– Пятно, конечно, тоже проблема. Оно мигрировало, перекатывалось по дну вниз по течению. Но сейчас происходит естественный процесс его заиливания, и какого-то разрушительного действия на биосферу Братского водохранилища оно уже не носит. Конечно, я не эксперт, и не имею права делать какие-то заключения, наверное, стоит еще раз провести исследования. Когда-то они были уже сделаны, и достаточно подробно, вплоть до самочувствия людей, питающихся рыбой, выловленной в реке. Надо посмотреть динамику, сделать сравнительный анализ и после этого делать какие-то выводы.

– А теперь о третьей болевой точке.

– Это БЦБК, его шламо-лигниновые отложения. Все знают ситуацию, она сейчас активно обсуждается. Прозвучали заявления высших должностных лиц государства, внушающие надежду на успешное разрешение этой застарелой проблемы. В этом заинтересовано и правительство области.

– Мне кажется, есть и четвертая болевая точка. В связи со строительством Богучанской ГЭС под воду уходит миллион кубометров леса. По сути это антиэкологическое решение. Чем оно продиктовано?

– Вы правы, Богучанка – это нарушение своих же установленных правил. В угоду чему? ГЭС – не рядовой объект. Это первый крупный инвестиционный проект после реформы электроэнергетики. Запуск ГЭС – иллюстрация правильности этого реформирования и в целом правильности экономической политики государства. И нельзя медлить с этим, тем более что пуск гидростанции и так непозволительно задержался. А что касается целесообразности такого затопления, то Законодательное Собрание уже выразило свое мнение, поддержав протест Генпрокуратуры о недопустимости нарушения экологического законодательства.

– Одним словом: лес рубят, щепки летят.

– Увы, тот случай, когда не летят.